Наш «рабочизм» заключается в признании того факта, что без промышленного пролетариата никакое изменение существующей действительности невозможно. Промышленные рабочие общественно полезны, поскольку производят всё необходимое для жизнедеятельности и развития человечества. Другие категории пролетариата являются инфраструктурой по отношению к промышленному производству – они обеспечивают производство (работники торговли, инженеры, учителя, врачи и др.) и общественно полезны лишь в той мере, в какой обеспечивают капиталистическое производство. Материалистическое определение классов выделяет классы не по «отношению к собственности», а прежде всего по отношению к производству.
Вот определение классов, данное В.И. Лениным: «Классы – это большие группы людей, различающиеся по их месту в определенной системе общественного производства, по их отношению … к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы – это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства».
Таким образом, отношение к собственности напрямую вытекает из отношения к производству. Паразиты – чиновники, менты, наёмники-контрактники, наёмники-писаки, буржуазные журналисты, секретутки – пролетариатом не являются, т. к. не имеют отношения к производству. Для пролетариата, на чьей шее они сидят, их существование является оправданным лишь в том случае, если они вдруг случайно перейдут на позиции пролетариата. Те же, кто верно служит буржуазии, являются не только паразитами, но и орудиями угнетения.
Таким образом, наш «рабочизм» напрямую вытекает из нашего материализма. Именно потому, что без производства жить невозможно, именно потому, что производством занят класс пролетариата, мы и обращаемся к этому классу. А к кому же нам ещё обращаться, если мы недовольны существующими общественными отношениями, и хотим изменить их?
К рыночным торговцам? Но, несмотря на закрытия рынков и взимание поборов, они до сих пор не провели ни одной акции протеста, равной по силе событиям 1998 года. Надежды на буржуазию, неразумное доверие к буржуазной власти у них на порядок выше, чем у рабочих (да еще больше и либеральных иллюзий).
К пенсионерам? Они являются частью того же пролетариата, но их единственное отличие – бороться более решительно, чем в январе 2005 года они уже не могут по возрасту. А к выборам допускают только партии финансовой олигархии.
К учителям, врачам, инженерам? Они также являются (в большинстве своем) частью пролетариата, но атомизированы более, чем промышленные рабочие. Трудовой коллектив больницы насчитывает 100 – 300 человек, разделенных на врачей (из них сейчас выделены искусственно участковые терапевты, некоторым из которых – не всем – обещано по 10000 руб. за вычетом 13% налога), медсестер, санитаров и вспомогательный персонал. В НИИ такая же ситуация – маленький трудовой коллектив, разделенный на инженеров (среди которых выделяются приближенные к начальству и работающие на перспективных, т. е. финансируемых, темах), вспомогательный персонал и рабочих цеха (где цеха сохранились).
К люмпен-пролетариату? Но он заинтересован в том, что ему можно дать сейчас. Поскольку же сейчас мы дать ему ничего не можем, он еще более, чем обычный пролетариат, склонен искать подачек буржуазии, склонен наниматься к ней в охрану, в менты, просто в холуи.
Таким образом, если отвернуться от пролетариата, что же остаётся? Только одно – плестись в хвосте либеральной буржуазии (т. е. либеральствующих фракций той же финансовой олигархии), чем и занимаются сейчас очень многие. Ведь каждый из нас живет в материальном мире, а не в мире отвлеченных теорий. Поэтому те, кто отвернулся от пролетариата, неизбежно скатывается в лагерь буржуазии – буржуазия очень охотно нанимает их для борьбы с пролетариатом, для очернения пролетариата, для обоснования власти буржуазии. Это, в частности, произошло с Магидом и может произойти и с Инсаровым.