(ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Советская машина

РГ: Пять лет назад Ростропович все-таки дал концерт в Москве: исполнил в Большом зале консерватории 8-ю симфонию Шостаковича на 100-летие композитора.
Вишневская: Никто так не может дирижировать Шостаковича, как Ростропович. Мы близко знали Дмитрия Дмитриевича и даже были дружны. Все последние пятнадцать лет - до самого нашего отъезда, мы вместе Новый год встречали. Шостакович, как и мы, жил в Газетном переулке - в другом доме, но стеной прилепленном к нашему. И стена кабинета Шостаковича была общей с нашей гостиной. Я даже иногда стеснялась петь: вдруг ему слышно!
РГ: А на сцене, кстати, бывало у вас состояние страха?
Вишневская: Никогда! Наоборот, я всегда хотела, чтобы была публика! А в жизни - чего мне было бояться? Когда шла травля Ростроповича, у меня не страх был, а ярость и желание разнести все в клочья. От беспомощности, что не можешь ничего сделать! Потому я и сказала тогда Ростроповичу: "Все, хватит! Ты погиб здесь, это ясно. Садись и пиши заявление: мы уезжаем на два года".
РГ: Шостакович тоже не мог за вас заступиться?
Вишневская: Нет. Машина работала, и остановить ее было нельзя. Помню, как на репетиции моей последней премьеры в Большом театре - "Игрок" Прокофьева - Лариса Авдеева, исполнявшая бабуленьку, стоя в кулисах в последней сцене, когда я убегала со сцены, сказала мне: "Галя, что ты делаешь? Скажи спасибо, что вас не посадили!" Но ведь другого пути у нас не было: Ростропович бы спился, в канаве где-нибудь завалился, прости, господи! Такими примерами наша история полна - из петли Есенина вытаскивали, Маяковский пулю в лоб пустил, кого-то голодом заморили. И Ростропович попал в это колесо.
РГ: На днях откроется Большой театр после реконструкции. Ждете этого события или все еще храните обиду?
Вишневская: Кто эти люди, из-за которых можно обидеться на театр? Это я в ярости могла уйти оттуда: не быть, не видеть ничего!
РГ: Значит, на открытие пойдете?
Вишневская: Конечно, пойду! Даже если не пригласят. 22 года моей жизни там прошло - изо дня в день! Это не то, что за границей 22 года петь по разным театрам! Я теперь даже не помню, как выглядят эти театры: спектакль лучше, хуже, дирижер - хуже, лучше. Хотя я сделала там "Макбет" Верди, пела "Тоску", "Аиду", Татьяну, записала "Леди Макбет Мценского уезда" с Лондонским оркестром под управлением Ростроповича и Николаем Геддой в партии Сергея. Запись эта получила все существующие премии. Но я уехала из СССР, выступая здесь уже 30 лет. Нас выбросили без копейки денег, чтобы мы почувствовали, как хороша советская власть! Но лично я от этой власти ничего в своей жизни не получила - даже бесплатного среднего образования, потому что, когда я окончила семь классов, началась война! И уроки пения я брала за свой счет, и квартиру мы с Ростроповичем купили на собственные заработанные деньги. На Западе нам снова пришлось начинать все с нуля, а у нас дети были - 16 и 18 лет, их надо было учить. Так и мотались: я в одну сторону, Ростропович - в другую. Конечно, мы старались объединяться - я с Ростроповичем пела русские программы: Шостакович, Прокофьев, Чайковский, Мусоргский. Записала много пластинок.
РГ: Переиздать не планируете?
Вишневская: Надо оттуда получить разрешение, а это денег стоит. В России же все, что я делала, уничтожили. Выбрасывали, чтобы не было наших с Ростроповичем имен, чтобы и памяти о нас не осталось.

Ростропович не ушел

РГ: Вам выпало много испытаний в жизни, но вы познали все: любовь, творчество, изгнание, потери. Довольны вы этой жизнью?
Вишневская: Да! Я счастливый человек: мне были даны тяжелые испытания и даны были силы пережить это, слава Богу.
РГ: Что вас волнует сегодня?
Вишневская: Падение культуры. Молодые люди даже не понимают, что должно быть по-другому. Они ходят на попсовые концерты, смотрят на эту безвкусицу и бездарность. И пресса потом пишет: великий, гениальный, легендарная! Это же калечит общество, убивает смысл искусства. Я включаю телевизор, а там суды, убийства, попса. Раз в неделю идет передача "В нашу гавань заходили корабли", где в течение целого часа поются блатные песни. "Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая..." Причем вполне интеллигентные люди поют: там ни одного дяди Васи пьяного нет, ни одного бомжа. Вы понимаете, что это такое?
РГ: Вам не обидно, что вы всю свою жизнь отдали высокому искусству, дружили с Шостаковичем, были рядом с Ростроповичем, открывали новые сочинения для публики, а теперь наблюдаете такой финал?
Вишневская: О, если б мне было поменьше лет, я показала бы, что надо делать! Взяла бы за чубы тех, кто вытворяет все это, и - лоб в лоб, чтобы искры посыпались! Встряхнула бы и сказала: идите и делайте!
РГ: А что первое вы бы сделали?
Вишневская: Пенсии, достойные народа, который трудился в нашей стране. Он должен иметь все, что полагается, а не ходить гнилые яблоки подбирать. Посмотрите на наших ветеранов! За границей они всю жизнь получают содержание на самом высоком уровне. А у нас телевидение показывает, как выбрасывают на улицу старика. Он уже не в себе, ему 80 с лишним лет, ветеран войны, а его поднимают с постели и выкидывают на улицу, потому что он взял в долг несколько тысяч рублей и не может отдать. Что это такое? Мы звери что ли? Во что мы превратились? Помните лозунг советской власти: создадим нового советского человека? Вот и создали.
РГ: Вы не раз испытывали в жизни ощущение потери, но, кажется, для вас это была внутренняя жертва - расстаться с коллекцией фарфора, которую вы собирали вместе с Ростроповичем. Вы сейчас ее даже не смотрите.
Вишневская: Да, она теперь в Петербурге в Константиновском дворце. Мне это было тяжело, но пока я на земле, я должна была ее устроить. Содержать ее очень дорого: охрана, страховка - это сотни тысяч долларов. Хранилась она в парижской квартире. Сейчас я там даже не бываю.
РГ: Почему?
Вишневская: Ушел дух. Эта квартира была моим Петербургом, моей Россией, которой меня лишили. А когда все оттуда вытащили, она стала обычным парижским домом. Мне это не надо.
РГ: Где вы сейчас живете, кроме Москвы?
Вишневская: На даче в Жуковке. Мы перестроили там дом: был деревянный с кирпичной пристройкой, теперь сделали полностью из кирпича.
РГ: А место, где жил Солженицын, осталось?
Вишневская: Все осталось: две комнаты и веранда.
РГ: К вам в центр приходят Наина Ельцина, Наталья Солженицына, Ирина Шостакович. Вспоминаете вместе?
Вишневская: Ничто никогда не уходит из жизни. Все идет рядом. Это продолжение жизни. И Ростропович никогда не уйдет из моей жизни. Просто его долго нет. Он должен приехать. Всю жизнь мы с ним встречались и расставались. Все 52 года. Он возвращался с гастролей: "Ух, наконец я дома!" Вот откроется дверь, он войдет с виолончелью и скажет: "Наконец-то я дома!"

Справка "РГ"
Вишневская Галина Павловна - выдающаяся русская певица (сопрано), народная артистка СССР. Родилась в Ленинграде, пению обучалась у Веры Николаевны Гариной. С 1944 года выступала на сцене Ленинградского театра оперетты, затем с 1952 по 1974 год была солисткой Большого театра СССР, исполнив на этой сцене более тридцати партий: Татьяну, Аиду, Виолетту, Наташу Ростову, Чио-Чио-сан, Лизу, Марфу, Купаву и др. Принимала участие в российских премьерах опер "Игрок" Прокофьева, "Человеческий голос" Пуленка, снялась в главных ролях в фильме-опере "Катерина Измайлова", "Провинциальный бенефис", "Александра". Во время Советского Союза противостояла советской власти, оказывала поддержку писателю Александру Солженицыну. В 1974 году вместе с Мстиславом Ростроповичем была вынуждена покинуть Советский Союз. Пела на крупнейших сценах мира (Ковент-Гарден, Метрополитен-опера, Гранд-опера, Ла Скала, Мюнхенская опера и др.), выступала с выдающимися музыкантами - Ростроповичем, Гербертом фон Караяном, Отто Клемперером, Николаем Гяуровым, Николаем Геддой, Пласидо Доминго, Дитрихом Фишер-Дискау и др. Издала книгу "Галина". В начале 1990-х годов вернулась в Россию, стала почетным профессором Московской консерватории. В 2002 году открыла в Москве Центр оперного пения Галины Вишневской. Занимается благотворительной деятельностью.