…В «Правде» за 26 февраля 1988 года на странице 6 дана заметка «Франция: аксиома поведения…И фонари не бьют»-
Бывает так за границей: человек, которого, что называется, сто лет не видел, вдруг сваливается тебе как снег на голову и говорит: «Слушай, я здесь в первый раз в жизни и то на день, очень прошу, покажи город...» Отказать тут никак нельзя. И вот мы катим по Парижу с моим давним другом Василием. Его интересует все, но из града вопросов я намеренно выбираю градины самые крупные.
МЕТОДОМ дедукции, изученным в нашем с Васей детстве по рассказам о Шерлоке Холмсе, определяю, что больше всего моего гостя волнует вопрос, для советского командировочного необычный: «Существует ли в Париже и во Франции вообще вандализм?». Это типичное для всего современного мира печальное явление, которое получило название от варварского племени вандалов, прославившегося бессмысленными разрушениями и грабежами, интересует его в плане сугубо практическом.
— И как часто в этом саду Тюильри,— спрашивает он,— ремонтируются скамейки?
— Думаю, что по мере износа,— отвечаю ему, глядя в сторону Лувра на поднявшееся из строительных лесов пока что непривычное в окружении ампира и барокко сооружение—стеклянную пирамиду, через которую скоро будут проходить посетители прямо в бывший королевский дворец...
— А когда ломают или ножами режут?
— То есть? А-а, ты по аналогии... Нет, здесь не режут и не ломают.
— А фонари разве не бьют?— с недоверием спрашивает Вася, рассматривая склонившийся над нами чугунный колокольчик с медленно разгорающейся галогенной лампой.— И статуи по вечерам не ломают? На фундаментах названия футбольных команд не пишут? Мозаику не выковыривают? И цветы не рвут? Не может быть...
Из сада Тюильри мы отправились на площадь Согласия, и мимоходом я сообщил ему, что парижане также не вырывают с мясом трубки в телефонах-авто-
матах, не портят лифты в домах, кодовые и переговорные устройства на входных дверях, не разбивают вдребезги стеклянных экранов на стенках автобусов, не отламывают антенн и не снимают щеток с ветровых стекол автомашин, не ставят на колеса гаек с секретом и не крепят цепочками колпачки на ниппелях, не кидают в фонтаны окурков и апельсиновых корок, ни разу не написали на знаменитом Луксорском обелиске: «Здесь были...» или хотя бы «Пьер плюс Жанна равняется любовь».
В кафе на Елисейских полях Василий осторожно осведомился, почему никто не уносит с собой в качестве сувенира пепельницы, подставки для салфеток, бокалы, кофейные чашечки, плетеные стульчики и столы, выставленные на улицу и оставленные без всякого присмотра, что уже само по себе есть показатель полного отсутствия персональной материальной ответственности. Не говоря уже о том, что на всем этом оборудовании нет ни фирменных знаков кафе, ни инвентарных номеров, ни даже цены.
Мы целый день ездили по Парижу и его окрестностям. К концу Василий спрашивал меньше, но что-то заносил в свой блокнот, бормоча про себя: «Это бы У нас...» «А вот это тоже, наверное, приживется. Надо попробовать...»
В парке вокруг дворца Трианон в Версале он прямо-таки остолбенел, когда увидел, как дети прямо из рук кормят зеркальных карпов и красных карасей. Рыба кишмя кишела в пруду и то и дело карпы «хрюкали», заглатывая воздух вместе с кусками хлеба.
При выходе из парка, у площадки, где были выставлены сдающиеся напрокат по вполне приемлемой цене велосипеды для детей и взрослых, он опять сделал пометку в блокноте, проговорив: «Уж это мы можем запросто...».   Потом    попросил    меня
узнать у служителя, нужно ли платить залог. Тот ответил: «Нет, а зачем?» — «А что если кто-то велосипед возьмет вроде бы напрокат, а сам неизвестно куда укатит?».
— Это невозможно,— сказал, пожав плечами, служитель. Точно так же ответил Василию служитель в парке Багатель, когда он спросил: «Почему разгуливающих по лужайке павлинов никто не охраняет? Ведь кто-нибудь может подойти и надергать из их хвостов перьев -птица беззащитная и к тому же кормится из рук, лебедь хоть уплывет, да, правда, и тому могут свернуть шею».
—Нет, это невозможно,—сказал он сам после того, как мы заехали в парк Монсо в самом центре города и в несколько скверов с детскими площадками, где везде был насыпан песок в песочницы, не был искорежен ни один детский домик, не повреждены и не исписаны ни одна скамейка, ни одни качели, ни одна горка.
Как оказалось, Василий интересовался всем этим для пользы дела: недавно его избрали депутатом райсовета. Вот и смотрел, как поставлено городское благоустройство во Франции. Смотрел и не понимал. «Ты скажи все же,— допытывался у меня,— что они — такие сознательные?».
Конечно, вандалистские акции во Франции совершаются. Вот печальная для страны цифра: «Ежегодный ущерб только от вандализма школьников — от разрисованных стен до преднамерен ных поджогов - исчисляется в десятках миллионов франков». Это данные из официального справочника     «Квид».     Но     в последние годы, судя по сообщениям печати, хулиганских вылазок по отношению к окружающей среде здесь становится все меньше. У нас они тоже по- шли на спад после того, как началась серьезная борьба с пьянством, но все же жить нам мешают.
Во Франции все то, что мешает жить, а главное, жить удобно, стремятся по мере возможности искоренить. Разными методами. По мере взросления каждый француз так или иначе может убедиться, что за вандализм в любом его проявлении наказывают, и строго.
Мой добрый знакомый парижский адвокат Франсуа Кальдер в ответ на вопрос, как наказывает, снял с полки французский уго-
ловный кодекс и зачитал статью номер 257. Из нее следовало, что  за намеренное повреждение, а  также «увечье», нанесенное в общественных местах монументальным  сооружениям, памятникам, оборудованию в местах отдыху и  общего пользования, злоумышлен-
ник рискует получить от 1 месяца до 2 лет тюрьмы и заплатить от 500 до 30 тысяч франков штрафа. В той же статье говорится, что аналогичное наказание следует за нанесение ущерба археологическим находкам, хранящимся в архивах рукописям и прочим историческим документам, зданиям, взятым под охрану государства. При применении для нанесения подобного ущерба взрывчатых и прочих веществ, опасных для жизни окружающих,— от 5 до 10 лет тюремного заключения и от 5 тысяч до 200 тысяч франков штрафа. А в случае действий такого рода, совершенных организованной бандой, от 10 до 20 лет тюрьмы. Закон, как видим, строг. Не ме-
нее сурово он карает за посягательство на личную и частную собственность. Скажем, за повреждение частных, но открытых для посещения музеев, картинных галерей, замков и т. д. Все строже с каждым годом законы за нанесение ущерба окружающей среде, в первую очередь паркам, лесам, рекам и озерам. В том же парке вокруг Трианона не срежешь гриб, не сорвешь ягоду: штраф выпишут немедленно, и немалый. В Булонском лесу, на окраине Парижа, в Венсенском лесу, в лесопарке Сен-Жермен-ан-Ле безнаказанно не сломаешь ветку, не сорвешь цветка. Может быть, кому-то такие строгости покажутся чрезмерными, но действует здесь не только уголовный кодекс
...Бегу на днях, как обычно, рано утром по Булонскому лесу. Погода благодатная, снег так и не выпал ни разу за всю зиму. По тропинке бегут еще двое любителей «джоггинга», судя по всему, семейная пара. Неожиданно оста-
навливаются,  кричат: «Месье, месье! Идите сюда»». Приближаюсь  к ним и вижу: о, чудо!
Из травы поднимаются подснежники.Эto в феврале-то! Несколько дней  подряд я пробегал мимо этой волшебной поляны. Никто не тронул цветы. И сколько добра, красоты они подарили людям.
Откуда такой подход к окружающей  среде?   Его   воспитывают  сызмальства.    Во    французских  школах борьбу с вандализмом ведут планомерную и умную. Детям  не только тщательно растолковывают 257-ю статью УК Франции, но и ежедневно внушают, что чем ниже   уровень   вандализма, тем выше качество жизни. А чем человек старше, тем он к этому внимательнее прислушивается. Жизнь заставляет. Не в последнюю оче-    редь, конечно, срабатывает и национальная гордость за Францию  как  страну  богатой  и высокой     культуры. Культурное   наследие, исторические памятники, раскопки здесь учат беречь с первых    шагов. И потому на каждого вандала   всегда   найдется   десяток французов,    которые   остановят его шкодливую руку, а то и скрутят по рукам и ногам и сдадут в ближайший полицейский участок. Во Франции все, что касается ее истории,— священно.  Любое  археологическое открытие—общенациональная  сенсация,   как,  скажем, недавняя находка обломков парадного шлема Карла VI, обнаруженных при раскопках в Лувре.
На прощание Василий показал мне страничку в своем блокноте—  переписанное при входе в парк Трианон объявление о том, что туда нельзя входить с собаками, с фотоаппаратами, оборудованными вспышкой, с переносными радиоприемниками и магнитофонами. Все это, поясняет администрация, может испугать или потревожить живущих в парке рыб, животных и птиц. А парк этот — ваше, французы, национальное достояние и должен остаться таким на века…
«Умеют ведь,—не без зависти сказал он.— Нам бы так».
В. БОЛЬШАКОВ. (Соб.  корр. «Правды»). Париж, февраль…