…В газете «Ленинградский рабочий» за 15 июня 1990 года на странице 6 дана заметка «Рынок был у нас всегда»,- считает известный ленинградский экономист Валентин Занин» -
Получилось так,  что  задуманная давно  встреча  с  генеральным  директором ЛПО  «Сигнал»,председателем    совета   экономистов    Ассоциации    промышленных    предприятий   Ленинграда, кандидатом   экономических   наук   Валентином   Петровичем   ЗАНИНЫМ   состоялась   через несколько  дней   после   известного   доклада   правительства   о   переходе   к   рынку.   С   отношения собеседника к представленной программе и начался разговор.
— В нашей aссоциации вопрос о рынке осуждался   очень   давно,   и   сегодня   мы   имеем   четкую программу перехода к нему без всякого ущерба для трудящихся.  Подход же, предложенный  правительством, преследует,   на   мой  взгляд,  провокационную  цель:  возмутить народ против рынка  и  тем  самым затянуть процесс как можно дольше. Нужно отдавать отчет — страна готова к рынку, объективно готова, потому что рынок был всегда, все семьдесят два года советской власти за исключением военных лет. Так что о переходе к рынку говорят люди, мало понимающие    в    практическом    хозяйстве,    включая    даже академика  Абалкина.  Рынок  как  таковой уже  есть, все   предприятия   Советскою   Союза    и   покупают, и продают. Другое дело, что на наш рынок навешано такое количество ограничений, что он плохо функционирует.   Поэтому  речь  надо  вести   не  о  создании рынка, а его раскрепощении.
Что такое рынок? Это — купля-продажа. Мы каждый день продаем и покупаем, но по искаженным ценам. Действующая система ценообразования деформирует наши отношения. Дальше — разрушительная система обложения. Повторим: рынок — это свободная купля-продажа. А у нас потребитель к поставщику привязан, и — наоборот. О какой свободе может идти речь?
Это к рабству можно перейти одним законом, а перейти декретом к свободе невозможно. Сегодня, например, налог в 55 процентов будет душить рынок,  а через пять-шесть месяцев может такой и будет нужен. Рынок — это состояние экономики с большей или меньшей степенью свободы.
— Для многих рынок ассоциируется в первую очередь с    высокими    ценами.    Именно    этот    аргумент    лежит в   основе  предложенного  правительством   постепенного перехода и рыночным отношениям. Может, в этом есть определенный смысл?
— Народ постоянно обмалывают наличием низких цен в Советском Союзе. На самом деле в природе низких цен не бывает. Существует система государственных дотаций, которая заключается в том, что каждому члену общества государство не доплачивает, а проще говоря, забирает часть пенсии, зарплаты. Причем делает это принудительно. Потом товар отдается в торговлю, чтобы та продавала по дешевке. Сегодня на сохранение государственных дотаций по ряду товаров тратится более 100 миллиардов рублей. На самом деле дотированных товаров производится не более 60-70 процентов от того, что числится в статотчетах. Остальные существуют только на бумаге. Но дотации на них производитель и торговля все равно получают.
И еще: на рынок выбрасывается гнилой, испорченный    товар,    потому    что    сгноить    выгоднее,    чем продавать, — дотация  ведь уже в кармане. Госкомцен, стоящий на страже низких цен, тормозит цены так, что они как экономическая категория перестают работать. И нужно говорить не о росте цен, а о так называемой «покупательской корзине». Ведь в сущности  нам  безразлично,  сколько мы  заплатим за тот или иной товар, — важно, сколько и какого качества мы сможем купить его на свою зарплату. Товар хоть по Марксу, хоть по Леонтьеву, хоть по Адаму Смиту должен    продаваться    только    с    прибылью.    Если, к примеру, себестоимость мяса, как утверждает ГН. И. Рыжков, сегодня девять рублей, значит, продавать его надо за десять. Но при этом дотацию государства отдать на повышение зарплаты, пенсий, стипендий. Тогда прекратится гноение мяса, воровство и приписки. И на прилавках продуктов будет как минимум процентов на тридцать больше.
— Говорим о рынке, самые жаркие дискуссии идут, пожалуй, вокруг собственности. Вы как относитесь к такому ее многострадальному виду, как частная!
—Сама по себе частная собственность никогда ни от чего не спасала. Распределительные отношения играют, пожалуй, даже большее значение, чем сам факт владения. Какая, скажите, разница, чей завод: государственный, частный, кооперативный, если степень изъятия продукта труда превысила все разумные пределы? Мы попали в сегодняшнюю ситуацию потому, что абсолютное большинство людей отторжено от собственности. Строй, при котором собственником становится каждый человек страны, — самый   прочный.   И   самый   динамичный. Сегодня главный вопрос — о возвращении чистой прибыли трудящимся. Никто в ее распределение не должен вмешиваться, потому что чистая прибыль -священная собственность членов трудового коллектива. Это самый первый шаг, который позволит начать преобразование экономики. При этом должна быть исправлена  одиозная система исчисления  прибыли,
при   которой   производителей,   по   сути,   вынуждают заниматься приписками, завышая реальную прибыль не менее чем на 30-50 миллиардов рублей. Это одна из причин тотального дефицита на все.
—Мне доводилось встречать несколько предложений по ограничению верхней границы прибыли: от 25 до 40 процентов. Не отражает ли такой разброс мнений беспокойство по поводу монопольности некоторых производителей?
— Насчет монополизации производства — это беспардонная ложь. Есть монополизация государственных органов. Монополизации производителей практически не существует. Истерия эта нагнетается сверху, чтобы оставить все как есть. В Ленинграде —да, может быть монополист, но мы ведь рассматриваем ситуацию в рамках всей страны. Возьмите, к примеру, автомобили. В Америке — три фирмы: «Форд», «Дженерал Моторс» и «Крайслер», а у нас выпуском автомобилей занимается по крайней мере пять или шесть. Есть, конечно, у нас и уникальная продукция. Шагающие экскаваторы выпускает один завод. Но их нужно три в год на всю страну. Кроме того, экономической науке известны антимонопольные законы. Монополизм — раскрытое явление, он в мире хорошо изучен. Есть простые и отработанные механизмы.
Но вообще, я вам скажу, монополия — страшное состояние: когда производитель один и потребитель одни — ситуация хуже не бывает. Чуть что случилось - и ты без куска хлеба. Но, я еще раз повторю, монопольные производители составляют настолько незначительную долю в общем объеме, что говорить об их влиянии на экономику не приходится или они могут быть легко локализованы.
- Насколько, на ваш взгляд, законы, наработанные мировой цивилизацией, применимы к нашей стране?
-Может, не один к одному, но подходы те же. Хотя для некоторых законов у нас и названия  нет.    В    свою    очередь и мировая цивилизация, опираясь   на   опыт Советского Союза, выработала много принципов справедливости.
-Но труднее всего, видимо, переломить общественное сознание?
—Ломать   ничего   не   нужно.   Не надо ломать министерства,   Советский   Союз, социализм. Нужно разъяснять: это — догма, а это — глупость. Например, большинство искрение считает, что темпы роста производительности труда должны опережать темпы роста  заработной  платы.   На  самом  деле  большей диверсии против советского народа придумать было невозможно. Если соотношение между ростом заработной платы  и  ростом  производительности труда меньше единицы — значит, чем больше делаешь, тем больше отдаешь... кому-то! И этим самым эксплуатация постоянно усиливается. Искоренить декретом это убеждение невозможно, его надо разоблачить. Он не  имеет   никакого   экономического   смысла.   И  когда  Н. И. Рыжков поднимается на трибуну и с обидой  говорит,   что   темпы   роста   зарплаты   были  девять  процентов, а производительности труда—всего три, он искренне верит, что так быть не должно. Это не имеет никакого отношения к экономике. Исповедование   ложной   идеи   влечет   за   собой   неправильные действия любого начальника и любого аппарата. Еще пример. Накинулись, скажем, на кооперативы  за  то,   что   они   превращают   безналичные   деньги в  наличные.  Да  нет  никаких  других  денег, кроме  наличных!   Та   только   разница,   что   одни   можно  быстро получить в руки, а другие медленно. Кооператив получает их за один шаг и дли себя, а государственное   предприятие — за   шесть.   И   на   целую компанию.   Но,   между   прочим,   тот,  кто придумал безналичные деньги,  не такой  уж глупый человек. Борьба   с   безработицей   требует   рассредоточения средств.   Безработицу    можно   ликвидировать,   как  в Швеции: усиленной подготовкой кадров, переобучением, то есть тяжелой работой государства и промышленности. А можно сделать как у нас: рассредоточить доход по всем, в том числе, и по нерентабельным предприятиям, А если мы перестанем отдавать часть своих денег соседу, то ему, чтобы не сворачивать производство, придется либо повышать качество, что    тяжело,    либо    переучивать    работников,    что требует затрат. Проще принудить нас делиться с ним  доходом. И вот деньги ползают медленно по стране, и   всех подкармливают:   жизнь   теплится,  и  никто
вроде бы не умер. Все это, конечно, может иметь место при определенных условиях, но ничего не должно застывать на десятилетия.
— Если в основе всего вышесказанного лежит провокация, то, простите, каков же ее смысл? Я еще понимаю министерства...
— Это вы зря. Клеймить министерства — совершенно бессмысленное дело. Они выполняют то, что им предписано. Цель — провокации, вы говорите? Когда есть дефицит, неизбежнее потребуется тот, кто будет его распределять, без распределяльщика не обойтись. Мы тут вцепимся друг другу в горло — кто за водкой, кто за мукой, а все распределяльщики на местах. Госкомцен, Госкомтруд, Госснаб — все при деле. Это машина, которую рынок ликвидирует в считанные дни. И она готова пожертвовать кем угодно, включая премьер-министра, лишь бы самой целой остаться. Понимаете, я бы не сказал,  что все это сознательно. Когда в распределении участвуют миллионы людей -  это как гипноз Кашпировского. Стадион загипнотизировать иной раз проще, чем отдельно взятого человека. Система функционирует на выживание.
- Мы  заканчиваем   на   такой   пессимистичной   ноте... Неужели все так беспросветно?
- Еще    совсем    недавно    мы    были    буквально вопиющие в пустыне, вокруг — завеса молчания. Но я  очень рад,  что,  к  примеру,   Ельцин тоже  начал  придерживаться   этих   соображений.   Большие надежды – на Ленсовет.
Д. ЕЖКОВ…