…В газете «Московские новости» № 31 за 31 июля 1988 года на странице 12 опубликована заметка «Вина! Она была, конечно…»-
В 7—8-м номерах журнала «Знамя» публикуется автобиографическая повесть Анатолия Жигулина «Черные камни»— первое прозаическое произведение поэта. О судьбе этой повести, как и о судьбе самого писателя,корреспондент «МН» Александр Шаталов беседует с автором.
—Анатолий Владимирович, повесть ваша была анонсирована на второй номер журнала, а выходит в седьмом. В чем причина задержки?
—Первую часть «Черных камней» действительно набрали еще в декабре прошлого года. Экземпляр послали на консультацию в Воронеж... Я не открываю тайны — сейчас, насколько мне известно, все серьезные, острые произведения о периоде сталинской тираний проходят тщательную проверку на достоверность. Это разумно.
Ведь повесть моя, несмотря на то, что это произведение художественное, строго документальна. В ее —.основе конкретное дело воронежских школьников и студентов, объединившихся в конце 40-х годов -в Коммунистическую партию молодежи (КПМ), нелегальную организацию с марксистско-ленинской платформой, призванную по мере возможности противостоять гнетущей атмосфере сталинского времени, возвратить страну к ленинским нормам общественной жизни, к демократии.
По делу было осуждено 23 человека— а это 11 томов уголовного дела, в каждом — страниц по 600, плюс 6 томов переследствия, проводившегося в 1954 году...
Естественно, чтобы избежать ошибок, повесть нуждалась в проверке. Работая над ней, я полагался на свои записи, свою память, воспоминания «подельников», на доступные мне документы. Рад, что кардинальных замечаний по «Черным камням» сделано не было, хотя важные и нужные поправки были, в частности, военно-исторического характера.
— Что заставило вас, поэта, обратиться к прозе!
— Повесть посвящена памяти моих друзей Бориса Батуева и Владимира Радкевича. Повесть моя — долг памяти. Можно сказать, что она звучала во мне всегда.
В 1947 году мы учились в 9-м классе 7-й мужской школы Воронежа. В чем-то наивные, в чем-то романтичные молодые люди, свято верившие в ленинские заветы.Я вступил в КПМ 17 октября 1948 года, был членом ее ЦК. Мы выступа ли против обожествления Сталина — слово «культ» тогда не употреблялось. О нашем романтизме говорит и увлечение символикой — у КПМ был свой значок, красный флажок с профилем Ленина, свои девизы —«Пролетарии всех стран,
соединяйтесь!» и «Борьба и победа!».Гимн —«Интернационал».Всем принятым в КПМ выдавались членские билеты. Выпускались и свои журналы.
В программе КПМ был и секретный пункт, предусматривавший возможность насильственного смещения Сталина.
Всего в КПМ состояло 53 человека (по другим данным — 63). После ареста руководителей многие остались на свободе — помогла строгая конспирация, которой мы придерживались. Ячейки нашей орга-
низации были и в других городах. Может быть, повесть моя небезынтересна не только как литературный, но и как важный исторический факт. Полагаю, что мне впервые удалось показать сложные психологические коллизии и саму «технологию» бериевского следствия. Она не так проста и схематична, как рисуют ее порой некоторые публицисты, особенно если дело групповое и настоящее, а не липовое, У меня даже стихи есть об этой важной конкретности: «Вина!
Она была, конечно. Мы были так виной сильны. Нам, виноватым, было легче, чем взятым вовсе без вины».
Ну, а после ареста нас ждала долгая (11 месяцев) следственная тюрьма, затем — лагеря: Воркута, Тайшет, Колыма, страшные условия лагерной жизни. Некоторые из моих друзей не выдержали пыток и лишились рассудка. А сколько раз каждый из нас находился на грани смерти! То, что я выжил,— просто чудо. Мне пришлось побывать, наверное, в самых страшных лагерях, выход из которых был один...
Писать повесть я начал внезапно. Закончил ее в 1984 году — еще до всякой оттепели, не рассчитывая, конечно, на публикацию. По сути, повесть в 15 листов была написана за 5 месяцев.
— Писал даже в больнице, по ночам,— добавляет жена поэта Ирина Викторовна,— я брала по нескольку страниц и дома перепечатывала. Один экземпляр (помня историю с романом Гроссмана «Жизнь и судьба», который был изъят у автора и бесследно исчез, пока не объявился за границей) отдавала на сохранение знакомым — на всякий случай. Все это время Анатолий практически не спал, а если и засыпал, начинал бредить, бормотал: «Вытащи, вытащи меня оттуда...»
Через все поэтические книги Жигулина проходит тема сталинских лагерей. Печатать эти стихи было нелегко. Если в начале пути поэт мог чувствовать мощную поддержку Твардовского, поверившего в Жигулина, то позже приходилось полагаться лишь на свои силы.
Внимательный читатель может проанализировать сборники поэта, выпущенные в 70-е. Он увидит, что из них исключены «Кострожоги», «Бурундук», «Береза», «Воспоминания» и другие стихи, посвященные этой теме. Но кое-что удавалось и «пробивать». Публикация каждого такого стихотворения воспринималась как вызов сталинизму и его защитникам.
В благодарность за правду поэту идут письма со всей страны, сотни
тысяч писем, бережно в его доме хранимых.
— Анатолий Владимирович, сейчас многие пишут о Сталине. Как вы к этому относитесь!
— Писать о Сталине и его преступлениях надо. Другое дело, что это стало уже дежурной темой, на которой греют руки все, кому не лень. Необходим более глубокий, фундаментальный подход к этой теме. Многие, кто пишет о Сталине, не испытали на себе всю тяжесть этого периода, поэтому в их работах, особенно художественных, часты формальные и, что еще заметнее, психологические ошибки. Книг о Сталине много вышло и за рубежом. В своей повести я писал о реально пережитом, в этом, на мой взгляд, ее главная ценность. Я считал своим долгом рассказать о действительной антисталинской молодежной организации.
— Вы пишете о людях, которые предали вашу организацию. Что с ними стало?
— По просьбе редакторов (это, к сожалению, было необходимо)мне пришлось дважды менять их
фамилии, чтоб, не дай бог, кто-нибудь их по моей повести не узнал.
Пришлось менять их привычки. Но я не в обиде на редакцию. Наоборот! Публикация повести в «Знамени»— очень смелый шаг журнала, акт гражданского мужества.
А предатели.. Что ж, многие из них до сих пор чувствуют себя безнаказанными. Как и многие другие доносчики, клеветники, во времена застоя добравшиеся порой до . верхушек служебных лестниц. Рядом с ними спокойно себя чувствуют и бывшие палачи. Некоторые из . них получают за свою работу пенсию. Пока они не "будут наказаны, сталинизма нам не изжить. Конечно, в условиях авторитарного режима многие исполнители сами становились жертвами. Во всем этом нужно серьезно разобраться. Но сталинских преступников высшего ранга следовало бы судить. Даже посмертно!
— Что, на ваш взгляд, могло бы гарантировать будущее, свободное от деформации сталинского типа?
— Во-первых, я считаю одной из гарантий память. Пора издать эн-циклопедию под условным названием «Жертвы сталинской тирании». Во-вторых, в правовые документы ~ необходимо внести статью об уголовной ответственности за пропаганду сталинизма. Необходимо также, чтобы в школьных учебниках было четко записано: Сталин и его _ окружение — преступная группировка, исказившая принципы социализма.
А кроме того, чтобы избежать новых культов и культиков, нужны истинная демократизация и перестройка общества,
...Пересказывать «Черные камни» трудно. В нечеловеческих условиях формировался талант Анатолия Жигулина. Но и там, в лагере, духовной опорой были стихи, которые помнились с детства. «Когда случайно выяснилось,— вспоминает поэт,— что я знаю наизусть много стихов — Сергея Есенина,— я стал как бы говорящим есенинским сборником. Аудитория была особенная и разная — не верившая ни в бога, ни в черта. Но Есенин примирял людей, заставлял таять лед, накопившийся в их душах. В стихи Есенина они верили».
В этом сила поэзии — заставлять таять лед в сердцах людей. В этом
сила новой книги большого русского
поэта.